Александр Евгеньевич Бовин был одной из самых ярких и самых привлекательных фигур в журналистском профессиональном мире, его авторитет в кругу коллег был непререкаем. Он никогда не врал, хотя никто так и не понял, как это ему удавалось. Но у него было право на собственное мнение - хотя бы потому, что оно у него БЫЛО. Вокруг Бовина крутились десятки прозвищ. Он и «Бальзак», и «Гаргантюа», и «Бовинг». К 70-летию друзья составили его неповторимую характеристику: «Юрист, парт-карьерист, спичрайтер, «тайный советник вождей», политический обозреватель, дипломат. Растиньяк из Ростова, мушкетер-бузотер, московский Гаргантюа - гроза и слава домжуров и домелитов, неутомимый покровитель Шампани и Пельмени, философ-жизнелюб. Тонкий толстяк, еретик при дворе, нонконформист-царедворец, честолюбивый вольнодумец...» И попробуйте сказать, что хоть что-то здесь неправда!
В ЦК писали ямбом
«Разумеется, мы не принимали решения, - писал Александр Бовин, вспоминая, как работал в ЦК партии спичрайтером. - Но мы готовили материалы, на основании которых решения принимались. Это открывало определенные возможности влиять на направленность решений». Они и влияли - Бовин и Арбатов, Бурлацкий и Шишлин, Замятин и Кудрявцев. «На направленность». В этом смысле кремлевские советчики, разумеется, и есть истинные отцы того, что потом назовут перестройкой. Они - люди, так сказать, второго ряда, - творили «политику малых дел». Вот выручили в очередной раз Ю. Любимова. Или М. Шатрова. Или протолкнули на экран фильм «Белорусский вокзал». Не получилось у них с «Андреем Рублевым» Тарковского. «Пытались втолковать начальству, что Эрнст Неизвестный - скульптор от Бога, огромный необузданный талант, который нужно беречь и холить», - тщетно. Жилось интеллектуалам в их странном симбиозе с кремлевскими дедушками очень даже неплохо. Брежнев, к примеру, был гостеприимен, то есть щедро поил и кормил своих интеллектуальных доноров. «Помню, водка кончилась, а прыть еще осталась. Брежнев уловил наши с Загладиным вопросительные взгляды и обратился к Черненко: «Костя, сбегай на кухню, у ребят водка кончилась!» Впрочем, и Леонид Ильич использовал Александра Евгеньевича. Один раз входит Бовин к генсеку, а тот набирает номер и просит Андропова, тогда главного в КГБ, унять своих калужских подчиненных, которые посадили в психушку биолога Жореса Медведева. А потом помощник генсека объяснил, что это было сделано специально, в расчете на то, что Бовин всем про либерализм Брежнева расскажет. «Ну я и рассказывал».
«Товарищ Брежнев строго правил
Своих речей и стиль, и слог.
Он нас доклад писать заставил
И хуже выдумать не мог.
О Боже мой, какая скука,
С тоскою глядя друг на друга,
Слова и фразы тасовать
И думать: «Мамочка ты, мать!» - такое стихотворное безобразие брежневские спичрайтеры сотворили во время посиделок в Завидове. Но иногда официальные бумаги их радовали: «В качестве свидетельства наступления контрреволюции мне привезли меню из какой-то придорожной чешской гостиницы. Там значилось: печень Яноша Кадара, ребрышки Леонида Брежнева, мозги Вальтера Ульбрихта, язык Владислава Гомулки и, кажется, яйца Тодора Живкова. Обидно, конечно...»
Главный редактор «Московских новостей» Евгений Киселев вспоминает, как снимал Бовина в фильме об Андропове. «Бовин рассказал нам, что однажды могущественный шеф стал ругать его за «гусарство». Мол, пора остепениться, подумать о карьере. На что Бовин ответил: «Юрий Владимирович, ну какой у меня может быть карьерный потолок? Ну, посол. Ну, максимум замминистра иностранных дел. И вы хотите, чтобы ради этого я отказался от друзей, от посиделок, от увлечений, от всего, что я люблю?» Незадолго до смерти Андропова Бовин пришел навестить его в больницу, и умирающий генсек вдруг вспомнил тот давний разговор. «А ты знаешь, Саша, - сказал Андропов, - хорошо, что ты меня тогда не послушался».
«Международная панорама»
Когда эту телепередачу на первом канале выпадало вести Бовину (а у нее было несколько ведущих), в программе не было ничего интереснее, чем он сам, в неизменной рубашке без галстука, с распахнутым воротом. Александр Евгеньевич, или, как его за глаза называли, «дядя Саша», обладал феноменальной памятью и никогда не пользовался телесуфлером, но слово в слово воспроизводил собственноручно написанный комментарий. Он ломал каноны телевидения - считается, что ведущему нельзя долго говорить в кадре, а Бовина можно было слушать не отрываясь. Вместе с ним работала редактором молоденькая Татьяна Миткова.
Одна из сквозных тем книги Бовина «ХХ век как жизнь» - газета «Известия», в которой он проработал много и из которой ушел в 2000 году, едва ли не впервые хлопнув дверью. Подробности конфликта не разглашались, известно только, что Александр Евгеньевич отстаивал мнение, что «раньше газета была умной и сердечной». Потребовалось несколько лет, чтобы отношения наладились, и Бовин намеревался вести в «Известиях» авторскую колонку. Не успел.
Хотел в Новую Зеландию, а попал в Израиль
О том, как стал первым послом в Израиле, Бовин говорил: «Цепочка случайностей. 20 лет работал в «Известиях». Стало приедаться как-то. Пошел проситься послом в Новую Зеландию. Делать там нечего. Рассчитывал написать пару книг. Начальство особого энтузиазма не проявляло. В октябре 1991 года поехал в командировку в Израиль. Там случайно встретился со своим давним знакомым - министром иностранных дел, еще Советского Союза, Борисом Панкиным. С этого момента бюрократическая машина закрутилась. Помогли друзья из окружения Горбачева».
Бовин влюбился в эту страну, чувство не осталось без взаимности. «Израиль - это на сегодняшний день единственная утопия, которая выстояла на ветрах истории», - писал дипломат. После победы на выборах 1996 года Нетаньяху получил приватное письмо от Бовина, который эзоповым языком (так, чтобы это не выглядело вмешательством во внутренние дела суверенного государства) написал, как, на его взгляд, лучше обустроить Израиль. На дипслужбе не обошлось без казусов. В середине 90-х годов президент Киргизии Аскар Акаев во время официального визита в Израиль заявил, что откроет киргизское посольство в Иерусалиме. Акаеву хотелось сделать что-то приятное Израилю, но он был не в курсе той острой ситуации, которая много лет существует вокруг статуса Иерусалима. Естественно, это вызвало восторг среди евреев и возмущение палестинцев. Вследствие чего Бовину было поручено передать послу Киргизии протест Арафата. Как ни забавно, Бовин в то время был не только послом России, но и послом Киргизии в Израиле по совместительству. То есть посол России Александр Бовин вручил ноту протеста послу Киргизии Александру Бовину, не пришлось никуда ехать.
Большой человек
Он был большой человек во всех смыслах. Мог за раз съесть сто пельменей под бутылку водки. Не мог носить галстуков. Ездил по дорогам на крошечной «Оке». И высказывался афоризмами. Когда спрашивали про здоровье, отвечал без раздумья: «Патология в норме». Любил удивляться. Говорил: «Я многому удивляюсь. Посмотрите на улицу: идет масса людей с веселыми лицами! А мы все время говорим, что у нас кризис, зарплат не платят, все плохо. А люди на улице улыбаются. Идут себе с весенними лицами. Так значит - не все так плохо, как показывает наш телевизор. Или еще меня удивляет, когда умный человек Станислав Говорухин вдруг начинает рассуждать по тому же телевидению о нравственности, снимает свой фильм «Ворошиловский стрелок»... Вот это меня удивляет... Да многое! И что вы меня фотографируете, как кинозвезду, тоже удивляет. А самое удивительное все же - звездное небо над нами и нравственные законы внутри нас. И никогда не перестанет это людей удивлять».
Напоследок он оставил и эту фразу: «Иногда ощущаю себя этаким мамонтом, покрытым длинной рыжей шерстью. А вокруг носятся лошади Пржевальского, шустрые такие, стучат копытцами. Думают: а чего это он еще не вымер, пора бы. Вымру, конечно».
Софья РЫЖОВА, по материалам Интернета.
