Шел август 1942 года. Ленинград оставался в блокаде. Перед армией стояла задача прорвать ее любыми способами. Но наугад в наступление не пойдешь, прежде необходимо добыть сведения о реальной силе врага, узнать расположение частей. Вся ответственность за прорыв блокады Ленинграда, казалось, легла на полковую разведку. Гладилин вместе с другими бойцами, укрывшись в деревьях, две недели наблюдал в бинокль за жизнью немцев. Записывал все: где находятся пулеметы, где сидят ракетчики, в какое время завтракают, даже куда в туалет ходят. Но главные сведения мог дать только "язык". За ним и пошла разведгруппа в ночь на 1 сентября.
В тыл врага группа из 18 человек прошла незамеченной. Фрица взяли без шума, оказался унтер-офицер. Заткнули ему рот, засели в лесу до вечера, чтобы обратно пройти по темноте. Только к своим пришлось продвигаться с боем: немецкая охрана открыла по разведчикам огонь. Унтер-офицер, надеясь, что его отобьют, упирался изо всех сил, вчетвером едва тащили. Ребята для скорости его "финкой" в зад подстегивали, только тогда понял фриц, что лучше не сопротивляться. Остальная часть группы прикрывала "ценный груз". "Язык" и в самом деле достался большой ценой. Двоих разведчиков в том бою убило, нескольких ранило. Среди тяжелораненых был и Гладилин. Осколок прошел через шею и застрял в ребре. Бойцы, отстреливаясь, несли с собой и убитых, и раненых. В разведке закон строгий - никого на территории врага не оставлять.
Александр Гладилин пролежал в госпиталях девять месяцев. Находился между жизнью и смертью. Выходили его медсестры Рыбинского госпиталя, откармливали свежей рыбой. Долечивался он уже в Кирове. Тогда, считает разведчик, он заново родился.
