Время и место трагических событий, о которых мы решили рассказать, не имеют особого значения. Ведь известно: большое горе долго не старится и с легкостью преодолевает любые расстояния. Допустим, наши герои жили в небольшом поселке неподалеку от города... Рассказ о жизни Оксаны и Виктора до того майского утра не занял бы много места при всех журналистских изысках. Потому что им было всего по 19. Потому, что в жизни их пока все складывалось по сценарию, подготовленному заботливыми родителями. Потому, что и сами они были уверены - все самое главное еще впереди.
Оксана и Виктор с детства жили по соседству: дома - через ручей. Их детская дружба будоражила воображение односельчан: "Жених и невеста". На самом деле Виктор впервые посмотрел на Оксану особо, когда вернулся из армии. Стройная девичья шея, глаза цвета васильков, огромные и смеющиеся, светло-русые волосы забраны в тяжелый пучок и два непослушных завитка на висках.
Оксана к тому времени уже была студенткой - закончила первый курс вуза. Но городская жизнь не захватывала ее - при первой же возможности она уезжала домой, в родной поселок.
Родители разлуку с единственной дочерью переживали с трудом. Всю неделю с нетерпением ждали выходных и дорожили каждой минутой, проведенной вместе. А в понедельник отец, скрепя сердце, сам отвозил Оксанку в город - рейсовым автобусам упрямо не доверял.
Однако с возвращением из армии Виктора видеть дочь дома они стали и того реже. Сначала молодежь лишь переговаривалась через ручей, но потом кто-то из них перепрыгнул через него, и Оксана с Виктором ушли вместе.
В то лето их часто видели гуляющими по поселку, роще. Родители девушки хоть и вздыхали, но явно были довольны. За Виктором закрепилась репутация парня, с которым не пропадешь: "В армии самого генерала возил". На гражданке Виктор продолжал шоферить, работал с отцом Оксаны в одном гараже. "Тесть" к "зятю" (так в шутку их называли окружающие) приглядывался, не нравилось ему в Викторе лихачество, не в его характере это было. А тот частенько носился по поселку на белом "жигуленке", подаренном родителями. Хотя много в парне и располагало мужчину к себе: например то, что выйди Оксана за него, останется в поселке, и будут тогда они с "матерью" внуков нянчить.
Было очевидно, что все идет к свадьбе. И пережив зиму, оба дома стали готовиться к этому событию. В конце мая Оксана должна была закончить второй курс института.
"В мае свадьбе все равно не бывать, - говорила мать дочери, - потерпи. А то век маяться будешь".
Оксана при удобном случае доставала из шкафа белоснежное воздушное платье и туфли на высоком изгибистом каблучке. Снова и снова с удовольствием взбивала тонкие кружева и гладила лаковую поверхность туфелек.
В середине мая девушка в очередной раз приехала на выходные домой. Накануне свадьбы ее особенно сильно тянуло в поселок. Их прогулки с Виктором стали особенно долгими, а расставание тяжелым, поэтому в воскресенье вечером парень стал настаивать на том, что утром в понедельник сам отвезет девушку в город. Отец сначала воспротивился: "Почти два года я дочь возил, после свадьбы сам о ней заботиться начнешь". Но потом уступил: оказывается, все выходные он провозился с машиной, что-то барахлило в моторе. Подумал, что до города машина может не дотянуть.
Утром едва пробило семь, Виктор подъехал на своем "жигуленке" к воротам Оксаниного дома. Она выбежала моментально, видимо, давно высматривала его в окно. Было видно, что Оксана довольна их необычным утренним свиданием. Обняв родителей и крикнув привычное "До субботы", она уселась на сиденье рядом с шофером.
Виктор включил магнитофон, и машина, взвизгнув, рванула с места. Все, что произошло дальше, потом обрастало бесконечными версиями, самыми противоречивыми. Но что-то было очевидно: бешеная скорость, музыка, крутой поворот, автобус, стоящий на обочине, и страшный, сокрушающий по своей силе удар.
Свидетели произошедшего потом рассказывали, что дверь разбитой машины открылась, на трассу вышла девушка. И вдруг ее словно подкинуло, она вскрикнула и упала навзничь. Когда к Оксане подбежали люди, она была уже мертва. Тоненькая полоска крови струилась из уголка рта и, причудиво извиваясь по щеке, расплывалась у виска, постепенно склеивая непослушные завитки волос.
Виктора вытащили из машины без сознания. Было видно, что он сильно пострадал. Но жив. Его срочно погрузили на попутку, кто-то уехал как сопровождающий. Люди, оставшиеся на трассе, окружили машину и лежащую на земле Оксану. В оцепенении они вглядывались в ее лицо. Вдруг кто-то, словно очнувшись, закричал: "Выключите музыку!". Действительно, чудом сохранившийся в разбитой машине магнитофон захлебывался немудреными попсовыми ритмами.
Оксану хоронили в том самом свадебном платье, кружевами которого она последнее время так часто любовалась. Мать и отец, напичканные сильнейшими транквилизаторами, шли за гробом машинально, будто не понимая, что происходит. Позади огромной похоронной процессии ехало две машины "Скорой помощи".
Виктора на похоронах не было, он лежал в больнице. О нем говорили: жизнь вне опасности, но останется инвалидом.
Потом на суде он попробует объяснить, как случилось, что его машина на огромной скорости въехала в стоящий автобус.
- Оксана хотела во что бы то ни стало поставить новую кассету. У нее что-то не получилось. Словом, отвлекла она меня. Всего-то на секунду...
Еще позже, заливаясь пьяными слезами, в компании друзей он скажет, что смалодушничал, соврал, хотел часть вины поделить с Оксанкой, ведь ей уже все равно.
Были и другие его пьяные откровения. Противоречивые и сбивчивые. Их с жадностью подхватывали и разносили по всему поселку: парадоксально, но трагедия, произошедшая майским утром на дороге, надолго стала любимой темой односельчан Оксаны.
Поседевший в один день от горя отец Оксаны на суде был почти безучастен. Когда дали ему слово, он посмотрел долго и внимательно на Виктора, жалкого, измученного, опирающегося на костыли, и сказал: "Не ломайте парню жизнь. Она и так поломана".
Однако дома, в кругу родственников и соседей как-то оборонил: "Пусть не смеет попадаться мне на глаза. И на кладбище пусть не ходит. Не место там убийце".
Приговор Виктору вынесли довольно мягкий - он получил только условный срок. Видимо, учли его состояние здоровья - без помощи костылей он тогда шагу по земле ступить не мог. С трудом выбирался на лавочку у дома и часами смотрел на ручей, через который когда-то перескочила Оксанка, спеша на первое свидание. Окна в доме за ручьем всегда были наглухо зашторены. Но Виктор знал совершенно точно час, минуту, когда там начиналось движение. Это родители Оксаны возвращались с кладбища. Каждый вечер они проводили там.
Мрачные прогнозы врачей насчет инвалидности Виктора не оправдались. К следующему лету он встал окончательно на ноги и окреп. Поговаривали о том, что скоро вернется к работе.
Вот тогда отец Оксаны впервые понял, что весь этот год пристально следит за жизнью того, кто отнял у него дочь. С замиранием сердца он вслушивался, стоя за шторой у окна, в голоса, звучащие с соседнего двора. И пытался разобраться по признакам, только ему одному известным, насколько Виктор сумел справиться с горем. На могиле дочери он с жадностью искал признаков, подтверждающих, что "убийца" был здесь вопреки его запрету. Но признаков не находил, и это взрывало его еще большей яростью.
Виктор действительно на могилу девушки не ходил. Может быть, боялся подтверждения того, что ее уже нет - ведь мертвой он ее не видел. Ни у машины, в нелепой и беспомощной позе. Ни на похоронах, в ослепительно белом платье.
Были и другие версии его странного поведения - беспощадные для разбитого сердца отца. "Вот увидишь - скоро еще и женится. Это для вас Оксанка была единственной, а для него одна из девок", - говорили ему односельчане. В глубине сердца отец в это не верил, не хотел верить.
Как-то в августе, возвращаясь домой заполночь, он услышал неподалеку от дома, у ручья, девичий голос, потом голос Виктора... и хохот. С этими двоими в темноте мужчина едва не столкнулся:
- Все прощу, забуду, - начал он задыхаясь. - Только уезжай отсюда, прошу. Не могу тебя видеть, не могу тебя слышать.
- А еще чего ты хочешь? - перешел сразу на крик Виктор. - Может быть, закопать меня, только от нее подальше? Это я не могу тебя видеть...
Договорить не удалось, измотавший себя горем отец вцепился ему в горло мертвой хваткой.
На крик девушки, наблюдавшей эту сцену, сбежались. Первая - жена обезумевшего от ярости мужчины. Тщетно пытаясь расцепить руки мужа, перехватившие шею парня, она кричала, пересыпая мольбы угрозами. Скоро подоспела помощь.
Утро постаревшие за год от горя родители встретили в комнате дочери. Здесь все, как было при ней. Даже кровать не тронули - она застелена еще Оксаниными руками. На стенах - фотографии, фотографии... За год они почти все из альбома перекочевали сюда. Вот Оксана в трусиках и резиновых сапогах. Это на огороде. Ей тогда было пять лет. Здесь она - с огромным бантом и букетом, закрывающим пол-лица - 1 сентября. А эта фотография последняя - огромные, смеющиеся глаза и непослушный завиток на виске.
- Ты же не оставишь меня одну? - спросила тихо женщина. - Давай уж вместе горевать, помнить и любить нашу доченьку. Так, как это умеем делать только мы.
- Знаешь, мать, - помолчав, ответил ей муж, - мне что-то не нравятся астры, которые у Оксаночки расцвели. - Давай-ка на следующий год посадим новые.
Татьяна ЗАХАРЫЧЕВА.
