Постоянные дебаты о путях экономического развития России можно свести к нескольким острым проблемам. Удвоение ВВП без модернизации экономики страны было бы грустным достижением. Разумеется, критерием успеха перехода к рынку является восстановление процесса накопления и широкой модернизации. Но через пятнадцать лет становления и шесть лет подъема переходная экономика не может предъявить больших успехов. Большинству политиков и аналитиков понятно, что в условиях подъема мы продолжаем сползать к экономике энергоносителей и полуфабрикатов (лес, металл и прочее). Не только Германия и Япония, но Польша и Украина, Прибалтийские страны имеют значительное положительное сальдо торгового баланса против России, как только мы вычтем наш экспорт нефти и газа. Человеческий капитал мы продолжаем производить с той разницей, что экспортируем его даром, так как не обеспечили условий существования и функционирования интеллектуального бизнеса. Очевидны огромные потребности в капиталовложениях в транспортную и энергетическую инфраструктуру, жилищное строительство. Одновременно необходимо дорогостоящее возрождение науки, образования и здравоохранения, а также возрождение Дальнего Востока. Столь же очевидно, что за переходный период в пятнадцать лет построены в основном пригородные коттеджи, несколько портов и нефтегазовых труб («Голубой поток» и Балтийская трубопроводная система), кое-что из советских долгостроев (Бурейская ГЭС). Уточним цели реформы: достойное существование (благосостояние) населения демократической, образованной, современной европейской страны (а не вообще населения). Наша роль в Азии нисколько не пострадает от осознания себя европейцами, тем более что там нас таковыми считают. Быть европейцем - нормально, это внутреннее состояние и не требует внешнего признания. Естественно, по мере уклонения траектории развития страны от этой цели то академики, то политики возвращаются к этой проблеме. Значительная часть населения, молодежь, бизнес приняли новую реальность среднеразвитой сырьевой страны с большим социальным неравенством. Тем, кому было 40-45 лет в 1990 году, стало 55-60 лет, и они потеряли во многом эти годы, как в науке, так и в жизни. Хорошо образованное поколение послевоенного «бэби-бума» - дети Победы и Демобилизации идет на пенсию. Молодые люди (младше 40 сейчас) за пятнадцать чудных лет никогда не участвовали ни в каком крупном научном или промышленном проекте. Во многом страна уже приспособилась к жизни на ренту с сырья - скоро ее значение в мире как источника интеллектуальной мощи уже не будет волновать население, тем более что внешние признаки великой державы (от оружия до золотых медалей), статусные параметры выглядят достаточно убедительно. Тут начинается нервный поиск выхода из положения. История повторяется - происходит поиск средств внезапного решения проблем вместо упорной системной работы. Образ сказочного Иванушки довлеет над нами: сначала посидели на печке потом поехали на печке, но ног не замочили. В начале 90-х ждали макростабилизации, потом преодолевали финансовый крах и ждали модер низации в условиях подъема вне всяких условий. Теперь появилась новая тенденция - писать грандиозные прогнозы без средств их реализации. Нельзя сказать, что нет перемен к лучшему. Инвестиционный процесс в стране оживился в последние пять лет - мы вышли на уровень в треть от объема капиталовложений 1990 года или меньше 20% от текущего ВВП (инвестиционный бум - это после, скажем, 24% ВВП и больше). Внутренняя частная финансовая система демонстрирует высокие темпы роста и неспособность абсорбировать огромные сбережения, достигающие 30% ВВП. Большие доходы вызвали оживление в торговле, связи и информатике, транспорте, экспортных сырьевых отраслях. Рост военного заказа немного взбодрил машиностроение, однако на оборонном производстве далеко не уедешь. Но этот уровень весьма далек от адекватности как для обновления запущенных систем, так и для модернизации в отношении создания производств высоких технологий и инноваций. Последние должны базироваться на высоком уровне защиты прав собственности, низкой коррупции и административных барьерах, что пока плохо получается. При огромном перепаде отраслевых норм прибыли сырьевой экспорт, услуги, товары для более состоятельной четверти населения притягивают к себе основные доходы и капиталы. Зависают важнейшие отрасли и проекты, которые требуют больших длительных вложений при низкой норме прибыли (инфраструктура и массовое жилье). Инновации тормозятся высокими рисками, административными барьерами и запретительными налогами. Наконец, и проекты в обрабатывающей промышленности идут тяжело - слишком дорогой кредит, нехватка рабочей силы и масса претендентов на ренту, причем на входе в бизнес. В этих условиях появляется возможность с помощью национальных проектов несколько сдвинуть правительственную рутину и подтолкнуть развитие в нескольких ключевых отраслях. Тут немедленно начинается клановая борьба за контроль над новыми ресурсами, затяжки - и так уже пять лет не могли создать банки развития. А сейчас появились финансовые ресурсы - оказалось, нет ни проектов, ни механизмов. Это как построить дюжину подводных лодок с двигателями и ракетами,но не иметь команд, управления и связи. В это время накопленный профицит прозванный в народе Стабилизационным фондом (точнее, сундуком) растет и всех раздражает. Каковы наши расходы в важнейших областях, например, в образовании? В течение 2003-2006 гг. они составляли, соответственно, по годам: 101, 121, 158 и 202 млрд рублей. Национальный проект добавляет 31 и 51 млрд рублей в 2006 и 2007 годах. В расчете на одного из 145 миллионов человек расходы в 2006 году составят 16 сотен рублей в год. По здравоохранению аналогичные величины составят по расходам за те же годы: 40, 49, 91 и 149 млрд рублей. Национальные проекты в 2006-2007 гг. - еще 62 и 79 млрд, так что в 2006 г. окажется по 15 сотен рублей на брата. Рост по обоим показателям заметный - хотелось бы быть уверенными в том, что эффективность использования средств обеспечивается экономическими механизмами. По новому финансовому плану Минфина Стабфонд достигнет к концу 2006 года 2099 млрд рублей, или 75 млрд долларов, после выкупа долгов Парижскому клубу - на зависть всему Европейскому Союзу. А ведь для целей бюджетной стабилизации фонд задумывался в пределах всего полтриллиона рублей, причем он обесценивается на темп внутренней инфляции. Заметим, что МИД не может при этом вовремя реагировать на мировые проблемы и катастрофы (например, дать немного денег на последствия цунами и т.п.), поскольку в стране действует режим послекраховой экономии. При сохранении высоких цен на нефть (с нервотрепкой вокруг Ирана это почти гарантировано) к концу 2008 года новый президент РФ получит в подарок Стаб-сундук с 4 трлн рублей на проекты. Но ведь это опять все сначала: министры и советники, новый этап административной реформы, поиск проектов, борьба вокруг инструментов инвестирования, борьба с Минфином за инвестфонд и прочее. Фактический размер инвестиционных вложений в стране в 2004 году составил 2,7 трлн против ВВП в 16,7 трлн рублей, а в 2005 г. должен был выйти примерно на 3,7-3,9 трлн против 21,3 трлн рублей ВВП (по предварительным оценкам). Инвестиционный фонд на текущий год составляет 68 миллиардов, а все расходы на федеральные целевые программы - около 342 миллиардов рублей: в том числе 40 - на НИОКР и 195 - на инвестиции. Конечно, наивно было бы полагать, что на средства Стабфонда можно простоувеличить инвестиции вопрос их эффективности принципиально важен. Но и уйти от проблемы обесценивания Стабфонда невозможно, если он имеет отрицательную норму доходности после очистки от инфляции. Это не проблема теории - это проблема жизни: что делать со свободными ресурсами, если есть огромный спрос на них, но нет доверия к механизмам расходования. Финансовый план обещает: «...Расходы федерального бюджета дополнительно вырастут в 2007 г. на 243,8 млрд рублей, а в 2008 г. - на 181,2 млрд рублей, в том числе по приоритетным национальным проектам на 36,6 млрд рублей в 2007 г. и на 38,3 в 2008 г.; по расходам инвестиционного характера на 193,9 млрд рублей в 2007 г. и на 133,9 млрд рублей в 2008 г.». Даже с учетом дополнительных расходов проблема рационального использования финансовых ресурсов и решения серьезных инфраструктурных проблем, проблемы развития и модернизации, конечно, не снимаются. Масштабы национальных инвестиционных потребностей далеко превосходят возможности Стабфонда, исчисляются в триллионах рублей и требуют мобилизации финансовых ресурсов и активности как малого бизнеса, так и крупных компаний и государственного бизнеса. Неадекватность финансовой системы резко сдерживает роль кредита и межотраслевого и межрегионального перелива сбережений - того, на чем и стоит исторически прогресс рыночных экономик. Недостаточная капитализация банковской системы, слабость страховой и пенсионной систем стали, кстати, последним камнем преткновения для вступления в ВТО, поскольку США настаивают до последнего на большем открытии финансовых рынков, чем на это готовы пойти российские собственники финансовых институтов. Важно иметь в виду, что государственный (как и частный крупный) бизнес имеет исторически тенденцию глушить остальной. Если мы хотим инновационного развития, то малый и рискованный средний бизнес надо защищать от засилья бюрократии, рентоискателей и проч. Три этих вида бизнеса должны сосуществовать, а не сражаться за место под солнцем - это зависит от намерений властей, законов и характера их выполнения. Для обеспечения своей конкурентоспособности Россия должна не только обеспечить хороший инвестиционныйклимат для всех типов предприятий, но и прибегнуть к крупным национальным проектам, обеспечивающим эффективность отечественной экономики, будь то в области развития инфраструктуры или образования.
Леонид ГРИГОРЬЕВ, президент Института энергетики и финансов, декан факультета менеджмента Международного университета в Москве.
