UCOZ Реклама

Свежий номер...

Суббота 15 февраля 2003 года №24-25



Леонид Парфёнов:
"Эта профессия портит характер"


Программа НТВ "Намедни", по всем опросам, была признана лучшей аналитической программой 2002 года на российском телевидении.
Но в нашей стране это вовсе не означает продвижение вперед. Из-за очередной серии дрязг, развернувшихся вокруг НТВ, автор "Намедни" Леонид Парфенов свою программу решил закрыть. Некоторое время назад Парфенов отвечал на вопросы радио "Старый город" ("СГ", г.Елабуга). В рамках совместного с "СГ" проекта предлагаем это интервью своим читателям. В газетном варианте публикуется впервые.
- Леонид, на телевидении Вы не первый год. Чем Вы начала 90-х годов отличаетесь от современного Леонида Парфенова?
- Ой, боюсь, что почти всем, с одной стороны, а с другой стороны, в общем, почти что и ничем, потому что меняешься, но, я надеюсь, что что-то и сохранилось. В принципе, мне кажется, что я эволюционировал, а не произошло со мной какого-то революционного переворота. Мне кажется, что я остался более-менее верен себе, даже название "Намедни" сохранялось с 1990 года, хотя это были четыре разные передачи.
- Последняя Ваша телевизионная работа - это сериал "Российская Империя", где Вы рассказываете об истории России и обращаетесь непосредственно к личностям царей. Чем Вас заинтересовала эта тема?
- Я не думаю, что это история царей, я пытаюсь сделать историю империи. Сейчас будет 300-летие Санкт-Петербурга, ему это, собственно, и посвящено, и 300-летие начала имперского периода российской истории. Я в первой серии пытался это объяснить и могу повторить еще раз - с тем, что Российская Империя жива, согласны и ее противники, и ее сторонники. Для одних империя - это ответ на первый проклятый русский вопрос "Что делать?", для других - это ответ на второй проклятый русский вопрос - "Кто виноват?". Способ реализации себя нацией остался тем же, и ощущения абсолютного большинства людей остались очень похожими - им уютнее, приятнее, естественнее жить в великом, огромном государстве, могучем, которым гордятся, которое бескрайнее, которое под свою корону принимает малые народы, и так далее. Это ощущение нашей огромности - оно у нас естественное. Уже распалась советская империя, в смысле страны народной демократии, социализма, распался Советский Союз. И Российская Федерация - одна из 30 соцстран и одна из 15 союзных республик - все равно остается самым крупным государством в мире. Поэтому, не заглянув в эту имперскость, мне кажется, нельзя понять нас нынешних. Кроме того, есть нормальный датский повод, а телевидение очень сильно живет от информационного повода, от причины, потому что людям должно быть понятно, почему они сегодня про это слушают, знают, узнают.
- Уже более десяти лет прошло, как распался СССР, и хотелось бы узнать Ваше мнение о двух ключевых моментах в нашей истории - о референдуме 1991 года - о сохранении Советского Союза - и о последующих событиях, связанных с ГКЧП.
- Знаете, был когда-то такой двусмысленный заголовок в моей любимой газете "Коммерсант": "Референдум прошел. И плебисцит с ним". Это было понятно, я это чувствовал, я много ездил тогда по республикам Союза, во время январских событий был в Риге, когда там была стрельба - это было следующее кровавое воскресенье после вильнюсского. Мне было очевидно, что от того, что сейчас все скажут, что Советский Союз будет сохраняться... Формулировка в референдуме была по принципу: "Девочка, ты хочешь поехать на дачу или хочешь, чтобы тебе оторвали голову?". "Вот видишь, Муля, она хочет на дачу". От того, что здесь и сейчас все будут за сохранение Советского Союза, он не сохранится. Все трещало. Может быть, Михаил Сергеевич себя какими-то иллюзиями и тешил, но я и в прежние времена никогда не чувствовал, что Узбекистан, с одной стороны, а Эстония, скажем, с другой, - это тоже моя Родина. И мне всегда было неловко, что они почему-то должны считать меня своим. Зачем? Я всегда видел, что это люди с другой судьбой, слава Богу, я теперь езжу к ним как гость, за свои деньги, у нас не общий с ними кошелек, и Бога ради. Я никогда не был сторонником сохранения Советского Союза, я слишком много при Советской власти ездил, чтобы не почувствовать, что это разные части, разные страны. Ну что было общего у Литвы с Грузией внутри СССР? Для человека, который видел эту жизнь изнутри, который бывал в семьях, домах, - нет, таких не бывает государств, такие бывают империи. Советская распалась последняя, предпоследняя распалась португальская. Что касается ГКЧП, то это было бездарной попыткой последнего реванша. Казалось, что ребята способны что-то сделать - но потом оказалось, что ничего не способны. Я думаю, что и Ельцин сначала, в общем, опешил, потому что никто не ждал, что они способны показать зубы, но кусать уже не будут. И путч провалился сам по себе - его не провалили, он провалился. И, естественно, это привело к возвышению Ельцина, к возвышению России, к выходу остальных из Союза. И к тому, что Россия как бы заместит собой Союз, дело к этому и шло. ГКЧП ускорил этот процесс, который завершился в такие короткие сроки.
- А Вы этого ожидали в 1991 году?
- 19 августа я не ожидал. Когда 19-го вечером была приснопамятная пресс-конференция, на которую не вышли ни Лукьянов, ни Павлов, ни Язов, - было видно, что решимости нет, что ничего нет, есть замах, но удара уже не будет. И потом, когда они побежали вперед Руцкого к Горбачеву в Форос, это было вообще позорище. Дальше было уже ясно, что все будет лететь с катушек.
- Многих Ваших коллег по телевизионному цеху угораздило попадать в различные скандальные ситуации - Евгений Киселев засветился в порнофильме, а Сергей Доренко сбил на мотоцикле человека. Вас эти неприятности обходят стороной - это из-за склада Вашего характера или из-за нежелания участвовать в каких-то политических дрязгах?
- Не знаю. Может, от того и от другого, в дрязги действительно втягиваться не хочу, какой там склад характера у меня, не мне судить. Вообще политическим игроком себя не считаю, не чувствую и не имею репутацию такового. Хотя высказываюсь на какие-то темы, никто меня в политической сфере за своего не считает, за игрока не держит и я все-таки остаюсь журналистом, я об этом рассказываю со стороны, а не внутри, никаких собственных интересов у меня там нет, у меня есть только профессиональные интересы.
- А теперь очень щекотливый для Вас вопрос. Жмет ли Вам руку Дмитрий Дибров, который отказался это сделать из-за Вашей позиции по ситуации вокруг НТВ в апреле 2001 года?
- Вы понимаете, какая штука - у меня нет никаких претензий к Диброву. Мы с ним виделись вскоре. Как известно, во время этих событий он был в США. Когда он оттуда вернулся, мы с ним встречались, совсем недавно виделись. Я практически со всеми коллегами периодически вижусь, это же все на телецентре происходит. Это его дело... Все почему-то считают, что я был взбешенный, разъяренный, уязвленный. Нет, я считаю себя правым, они, может быть, считают себя правыми. Ну и что - ради Бога, я не первый и не второй раз оказываюсь в ситуации, когда я считаю так, другие считают эдак.
- Одно время Вы активно сотрудничали с Константином Эрнстом, который сейчас возглавляет Первый канал. Однако некоторые известные люди, в частности Владимир Соловьев и Матвей Ганапольский, не очень лестно отзывались об этом человеке в нашем эфире, говоря, что именно он мешал им нормально работать на ОРТ. Вы можете что-то сказать в защиту Эрнста?
- Я не встречался с Костей тогда, когда он работал с Ганапольским и с Соловьевым. Наш последний совместный проект с Костей - это "Старые песни о главном-2". Мы с ним всегда находились в полноправных отношениях, поэтому я никогда не был подчиненным Эрнста, я ничего тут не могу прокомментировать. Мы тут все не очень сладкие люди. Эта профессия, как правило, портит характер, и она довольно жесткая и жестокая, а люди здесь, кроме того, что с непростыми характерами, они еще и с высокой долей тщеславности, самолюбия - это часть профессиональных качеств до известной степени, так что здесь не редкость, когда люди обижаются друг на друга и т.д.
- Современному телевидению сильно достается. А у Вас не возникает ностальгии по советскому телевидению, которое некоторые воспринимают даже как образец?
- У меня нет никакой ностальгии по советскому телевидению. В профессиональном отношении в художественном вещании кое-что было очень хорошим, но все то, что касается каких-либо фактов, - это было просто ложью, плюс все это было еще и оценочно, это была пропаганда, это не являлось журналистикой. Плюс телевидение было монопольно, а значит, все это было скучно, неоперативно, неинтересно, и, с точки зрения ремесла, все то, что относилось к информации, к фактологии на ТВ, на советском телевидении было ниже всякой критики.
- Но согласитесь, что там много времени уделялось спорту, а любимый фестиваль "Песня года" дожил наряду с другими программами и до наших дней, хотя и в не очень приглядном виде?
- А кто-то не смотрит "Песню года", кто-то смотрит "Нашествие". А когда "Мелодии и ритмы зарубежной эстрады" показывали на Пасху - это хорошо? Я помню, как ничего не могла поделать Пугачева, когда встречи с ней два года подряд, которые снимал Гинзбург, выходили на Пасху, и она ужасно мучилась, ей было совестно, когда в пасхальную ночь, когда ТВ ничего другого не ставило, ставили "Встречи с Аллой Пугачевой". Но она ничего поделать не могла - телевидение ее не спрашивало, снимались встречи летом, а выходили на Пасху.
- Многие считают Вас одним из носителей чистого русского языка на телевидении. Вы специально этого добивались?
- Ничего я не добивался, я всю жизнь на нем говорил. Перестаньте... Мне как-то в одном интервью заметили, что у меня какой-то там родниковый язык. Я думал, меня стошнит от этого.
- Тогда, может, литература повлияла?
- На мои представления о русском языке в отрочестве повлияли девять таких шоколадного цвета томов собрания сочинений Бунина. Как только стали печатать Набокова, я понял, что можно еще аж шибче. Языку учатся не по ТВ, это точно.
- В своих передачах Вам приходится касаться разных тем. В их числе - церковь. Легко заметить, что православие стремится стать в России ведущей религией. Вас волнует эта тема?
- Всякое общественное движение, всякая политическая партия пытается укрепиться, найти большое число сторонников, соперничать с конкурентами - ничего страшного я в этом не вижу. На это идет или не идет общество - от степени его действительной восприимчивости, решимости многое зависит, ну и от того, что может предложить сегодня церковь обществу, какой она ведет диалог, насколько она нужна и важна людям. Меня удивляет, что в России бывают какие угодно приюты для сирот, но только не православные. Выступая у нас в эфире, митрополит Кирилл сказал, что церковь бедна. Мне кажется, что церковь безотносительно денег должна быть богата прежде всего трудом души. Окормлять паству - это быть с людьми, когда им трудно, и говорить с ними, объяснять, помогать. Людям не очень просто живется не только материально, материально никто у нас хорошо не жил и в двадцатом веке, но людям очень неуютно морально, душевно. Смятение, падение одних авторитетов, возвышение каких-то других, которые за авторитеты-то признать нельзя, непонимание критериев. Растерянность, некая опрокинутость в сознании- здесь слово пастыря нужнее всего. Другое дело - преференции государства, другое дело - какие-то специальные льготы каким-то общественным организациям, объединениям, группам граждан, которые не дает государственная власть, - это плохо, это ведет к единомыслию не лучшего свойства. Тут, я надеюсь, умные иерархи православной церкви также против этого, во всяком случае, они говорили об этом, они не хотят, чтобы православие было государственной религией, что ничего это православию не принесет, что ничем хорошим это не кончилось при царской власти, когда оно превратилось, в общем, в официоз и равнодушие к церкви, к вере, особенно в городской среде, среди элиты общества религиозное равнодушие было почти поголовным.
- Вы за массовой музыкальной культурой следите?
- Да, так как это сопредельная с телевидением сфера, есть профессиональный интерес. Во-вторых, как и на телевидении, русло массовой музыки усложнилось. Текущий музыкальный процесс очень подробный, он чутко реагирует на разные потребности публики. Очень быстро сменяются мода, стили, и развитие гигантское, конечно, прошло - от Наташи Королевой до Земфиры Рамазановой дистанция гигантского размера. Кто мог представить вообще, что в стране может звучать песня "У тебя СПИД, и значит, мы умрем" - еще десять лет назад такое невозможно было себе представить. Много есть интересных, потрясающих вещей. Это не всегда подтверждается следующим альбомом, и, в общем, смена стилей идет очень быстро - от "Запрещенных Барабанщиков" до "Здоб Ши Здуб", - появляется все время что-то интересное. Повторяю - не всегда долго живет, оказывается, что у него есть всего лишь один альбом, максимум два за душой, потом какая-то пауза, потом бывает вторая волна, бывает, что и нет этой второй волны, но в принципе это очень интересный процесс.
Радио "Старый город" - "СК".


[предыдущая|обратно...|обсудить статью|следующая]

Hosted by uCoz