Две недели назад мы опубликовали интервью телеведущего Владимира Познера. Он дал его елабужской радиостанции "Старый город" ("СГ"). Текстовый вариант интервью "СГ" предоставил в рамках совместного проекта "Курьеру". А сегодня мы предлагаем беседу с другим известным человеком - киноактером и поэтом Леонидом Филатовым.
- Леонид Алексеевич, свою актерскую карьеру Вы начинали в Театре на Таганке под руководством Любимова, и Вам довелось работать вместе с Владимиром Семеновичем Высоцким. Как вообще с ним работалось, какой он был человек? Ведь в последнее время о нем очень много говорят и пишут разные "друзья", супруги...
- Это отдельный разговор... У него оказалось несметное количество друзей, а о количестве вдов я и не говорю... Я ведь не был в друзьях с Владимиром Семеновичем, хотя в театре не было такого человека, который называл бы его Владимиром Семеновичем. Володя и Володя... Театр - такое место, где старше, моложе, значения не имеет. Сказать, что мы были друзьями - нет, товариществовали, как все, в равных, коллегиальных отношениях. Что касается того, каким он был артистом, партнером, это меня удивило поначалу. Потому что когда я был с ним на сцене один на один, зал это захватывало очень. Когда он на сцене, думаешь о проблемах того, как ты сам выглядишь, как звучишь. Мне поначалу казалось странным, что у Володи все не так, как нас учили в институте: вопрос - ответ, знаете, петелька - крючочек, а у него такой поток! И только потом, позднее, я начал понимать, что это и есть его форма, его энергетика, его способ воздействия на зал. А ведь воздействовал он на всех: на мужчин, женщин, подростков - на всех. И можно так рассуждать на эту тему: я могу сыграть по-хроматически, то есть по гамме - выше, выше, выше, но что-то было в этом движении вперед, почти без отката, какой-то магией это было, оно распространялось и на партнеров.
- Он на самом деле был бунтарем Таганки?
- Не думаю. Я думаю, это легенда, которую он сам в конце знал и понимал ее, но не думаю, что он сам ставил перед собой такие задачи. Это сделали начальники - ну, раз нет, два нет, три нет, и - по зубам, и потом, хочешь - не хочешь, оборзеваешь. Но он был человек умный, ему много что не нравилось в стране, но сказать, что он был такой бунтарь, диссидент, нет. У него в характере этого не было, но он был человеком, которого легко можно было оскорбить - все это вкупе дало вдруг такую центробежную силу в его песнях, облике, манере общаться, хотя он был человек мягкий. Понимаете, все путают... Его хриплый голос - тут же говорят: он нахрап, что он хам - этого не было. Если он обижался, то предпочитал не собачиться, а уходил...
- Есть ощущения, что многое в книгах о Высоцком - вымысел.
- Вы знаете, так обо всех. Так о Есенине, о Маяковском, это вещь нормальная, это мифология современников, а особенно последующего поколения, которое как бы застало их, но не знало, не видело. Это вообще такое свойство в любом народе, та же история случилась с Мэрилин Монро. В чем смысл рассказывать, какая Монро была в действительности? Красавица, небожительница - вот миф, вот правда. Поэтому дай Бог, чтобы не было этих злых легенд и сплетен, а такие мифы - они хорошие.
- Теперь о кино. Когда к Вам лично поступило первое предложение о киносъемках?
- Это был фильм, всеми давно забытый. Был такой очень хороший человек и талантливый режиссер - Манос Захариос, он был грек, и с тех пор, как в Греции поменялась власть после хунты полковников, он уехал в Грецию и уже много времени живет там. Он снимал картину, которая называлась "Город первой любви" - про историю Волгограда - Царицын, Сталинград, Волгоград. Картина состояла из нескольких новелл, и в одной из них был занят я. Вообще в первый раз увидеть себя на экране - это сумасшествие, можно заболеть... Увидеть свое лицо длиной с 2-этажный дом - кажешься сам себе кривым, ужасным, и это не так, и то не так, в общем, шок. Но потом уже - вторая, тоже незнаменитая картина, а третья была "Экипаж". Перед "Экипажем" у меня был и сценарий, и возможность выбора.
- Для Вас принципиально важно, в каком жанре кино Вы снимаетесь?
- Это было бы слишком роскошной жизнью - выбирать артисту, в каком жанре ему сниматься. Обычно артист начинает сниматься, если это не откровенно гадость какая-то, снимаются даже в плохом кино. Потом, когда ты имеешь уже возможность выбирать, когда с тобой уже считаются, разумеется, ты смотришь, кто ставит, какой сценарий, компания вокруг, но это со временем только.
- А как Вы оцениваете нынешнее положение российского кинематографа?
- Ну какое кино сейчас? Огромная держава дает 10 картин в год. Ну что это? На Западе кинематограф - это индустрия, там есть поток, есть гениальные картины, а когда это все не действует, об этом смешно говорить. Я не имею в виду сериалы, не собираюсь их оценивать, они тоже бывают разные, получше, похуже, но это не кино. А кино - это то, что нужно смотреть на экране, в темном зале. И надо погодить. Сейчас происходят какие-то положительные процессы, вроде как бы кино вылезает из болота, увидим.
- Но пока на Западе наше кино, к сожалению, не в почете...
- Ну, пока ... Это "пока" может длиться еще столетия... Надо понимать, что там кинорынок уже создавался, как открыли кино.
- Какой-то западный фильм Вы могли бы особенно выделить?
- Их сотни, что выделять-то? Тут можно выделять имена только режиссерские. Кто мне был лично интересен? Бюнюэль, я обожал его смотреть. Был интересен венгерский режиссер Иштван Сабо, но он гений. Больше всего я любил Феллини. Но говорить, какой конкретно фильм, это даже глупо.
- А почему Вы начали писать стихи?
- Я писал их с детства, как все нормальные графоманы. Ну кто из нас не писал в эту пору стихов? А сейчас? Сейчас не пишет только ленивый. Я писал-писал, остальные-то люди останавливаются вовремя, а я не сумел.
- Так Вы в чем-то еще себя считаете графоманом?
- Не в чем-то еще. Я шутил на самом деле. Все мы немножко графоманы, даже очень одаренные люди.
- Почитатели Вашего творчества наверняка интересовались историей создания "Сказки о Федоте-стрельце".
- Никакой истории не было... Просто мне принесли такую пьеску в прозе - инсценировку сказки Афанасьева - и просили сделать такие стихотворные зонги, песенки, короче. И, в общем, у меня стали получаться диалоги, и я сказал как-то принесшему мне эту пьеску: "Я куплетов делать не буду, я сделаю это отдельно, без вас". Потом начал делать, бросал, соскучился - так в течение семи лет, по году строчки не выводил, а потом, когда появилось несколько листочков, я подумал, что пора это во что-то оформлять. Это было вроде баловства.
- Но успех у Вашей пьесы потрясающий. Кстати, в "Федоте" отсутствует время.
- Оно там и не нужно. Если они говорят на сленге с сегодняшним употреблением разных слов, зачем нужно конкретное время? Любая персонификация вредит, нужно найти царя-придурка в истории, что непросто.
Успех пьесы для меня до сих пор загадка. Я, честно говоря, не понимаю. Я не думаю, что это лучшее из того, что я сделал. Но так получилось, что-то на что-то легло...
- У многих вызвала спор недавняя экранизация сказки режиссером Овчаровым...
- Я сторонник другой позиции. Я так много слыхал, когда охранители праха кричали: "Это не Чехов! Это не то!". Это не важно. Зачем талантливому человеку браться за какую-то старательную экранизацию переложения? Естественно, талантливый человек будет искать что-то свое. Я считаю, что Сергей Овчаров - настолько талантливый, что быть даже поводом для его кинематографической фантазии - и то почетно. Это пусть не так, это пусть не то, но это все не имеет ни малейшего значения.
- Сейчас ваша работа в основном связана с телевидением, главным образом, с проектом "Чтобы помнили..." об ушедших актерах. Насколько трудно делать эту программу?
- Сейчас меня как бы щадят ввиду болезни и всего остального, процент моей работы уже очень мал, а раньше, когда я делал все целиком, конечно, все было трудно. А сейчас, например, я уже не выезжаю на интервью и не монтирую сам, монтируют режиссеры. То есть группа мне сильно облегчила работу.
- А что послужило поводом к созданию программы?
- Пришли новые времена, и раздались голоса о том, что все бывшее в том времени - все плохо. Как это мне показалось диким! Жили люди, что-то делали, что-то хотели, умерли, но помнить их не хотят, потому что время было плохое. Но в плохое время жили и Пастернак, и Булгаков, Мандельштам, кто угодно. Много можно найти хороших имен, которые жили плохо. Но, как сказал Кушнер, "времена не выбирают, в них живут и умирают". Тогда тем более честь и хвала тем людям, которые сквозь асфальт сумели прорасти, и как же не вспомнить их. Я сам, в общем, артист и решил не пытаться объять необъятное - можно было снимать про писателей, режиссеров, музыкантов. Я решил выбрать актеров, и то как бы не справлялся, потому что смерть такая категория, она не заканчивается каким-то временем. Мы начали про тех, кто ушел, а за это время уходили еще, и еще, и еще, и еще уйдут.
- С уходом советской эпохи постепенно стали уходить и знаменитые советские актеры. Период, что ли, такой?
- Трудно сказать. Может, от тоски. Многие люди не нашли себя в этой жизни, а она очень жестокая, очень беспамятная, и это отразилось.
Радио "Старый город" - "СК".
